деревьев Хеванева указал на милое собрание идолов, полностью законченных и готовых к продаже. Они были разного облика и разного размера, от тех же гигантов до небольших статуэток, которые носят в ушах крайне набожные люди.

– В последнее время, – сказал художник, – установился живой спрос на идола Арбино, бога рыболовства, презентуемого в качестве сезонного покровителя этого промысла. На Надам (Надам осуществляла контроль над любовью и вином) также был крайний спрос в сезон сбора винограда, когда у дев возрастает игривость и к тому же религиозность.

Увидев, что Хеванева обращался со своими изделиями весьма фамильярно, если не сказать непочтительно, Баббаланья решил узнать у него, что тот думает о своём ремесле; являются ли изображения, которые он сделал, подлинными или поддельными; одним словом, верит ли он в своих богов.

Его ответ был любопытен. Но ещё интересней была его жестикуляция, которой он воспользовался.

– Когда я срубаю деревья для своих идолов, – сказал он, – они – всего лишь брёвна; когда на эти брёвна я набрасываю рисунки, мои изображения всё так же остаются брёвнами; когда применяется долото, они всё ещё брёвна; и когда всё закончено, и я наконец выдерживаю их в моей студии, то даже тогда они – брёвна. Однако, когда я остаюсь с платой, они уже главные боги, какими всегда и были в Марамме.

– Вы, должно быть, делаете очень много разнообразных идолов, – сказал Баббаланья.

– Всех видов, всех видов.

– И из того же самого материала, я полагаю.

Да, да, одна роща даёт материал для них для всех. И в среднем каждое дерево даёт материал для пятидесяти полных идолов. Затем мы часто берём подержанные изображения в часть оплаты за новые. Их мы перерабатываем в новые образцы, исправляем глаза и уши, срезаем носы и, особенно, подновляем ножные опоры, где они всегда начинают распадаться.

С санкции Понтифика Хеванева, в дополнение к своей большой торговле идолами, также занимался очень прибыльным делом строительства каноэ, прибыль от чего, не делясь, отправлял в свою частную казну. Но Мохи утверждал, что Понтифику часто поставляли бракованные идолы с его же изображениями для его же каноэ. Как бы то ни было, Хеванева вёл процветающую торговлю изделиями обоих производств. И для демонстрации этого факта он обратил наше внимание на три длинных ряда каноэ, стоящих на деревянных подпорках. Они имели прекрасный вид, в любой момент готовые к спуску на воду, были снабжены вёслами, аутригерами, мачтами, парусами и человеческим черепом с короткой рукояткой, вставленной в один из его глаз, – обычным ковшом в Марамме – и, помимо других аксессуаров, включали дюжину идолов на носу для полного соответствия.

Вследствие суеверного предпочтения древесины и производителей со священного острова, каноэ Хеваневы пользовались столь же доброй славой, что и его идолы, и продавались одинаково хорошо.

По правде говоря, несколько производств помогали друг другу. Большие изображения вырезались из полой части каноэ; и все узловатые ненужные детали резервировались для изготовления серёжек идола.

– Но, в конце концов, – сказал ремесленник, – я нахожу, что на моих идолов спрос больше, чем на мои каноэ.

– И так будет долго, – сказал Баббаланья. – Держись за своих идолов, человек! Это дело более надёжное, чем пекарня.

Глава X I

Поучительный рассказ Баббаланьи

Усевшись на наши каноэ ещё раз, мы медленно поплыли вперёд, когда Медиа заметил:

– Баббаланья, хоть меня редко беспокоят такие мысли, я просто подумал, насколько трудно, должно быть, менее осведомлённым людям решить, какому именно изображению нужно поклоняться как божеству-защитнику, когда в Марамме, как кажется, существует такое множество идолов и ещё тысяча за его пределами.

– Нисколько, Ваше Высочество. Неосведомлённость лучше осведомлённости. Множество изображений их не отвлекает. Но так как я не нахожусь в нужном настроении для серьёзной беседы, позвольте мне рассказать вам историю.

– История! Услышьте его: торжественный философ настроен попотчевать нас рассказом! Но умоляю, начинай.

– Как-то давно, – сказал Баббаланья, бессознательно поправляя свой пояс, – девять слепцов с необыкновенно длинными носами решились на путешествие, чтобы увидеть большой остров, на котором они родились.

– Прекрасное начало, – пробормотал Мохи. – Девять слепых, отправляющихся осмотреть достопримечательности.

Баббаланья продолжал:

– С посохами в руках шли они, один за другим, каждый из которых держал руку на плече впереди идущего; и обладатель самого длинного носа взял на себя обязанность поводыря. Путешествуя таким строем, они прибыли в долину, в которой правил король по имени Таммаро. Там, в отдельном отгороженном месте в верхней части долины, рос огромный дикий баньян, полностью покрытый мхом, за многие столетия ставший, по сути, настоящим лесом: его тысячи ветвей, касавшихся земли, укоренились в ней и превратились во множество гигантских стволов. У Таммаро давно стоял вопрос, какой из этого множества стволов был первичным и истинным; вопрос, который озадачил самые мудрые головы среди его подданных, и напрасно предлагалось вознаграждение за нахождение истины. Но дерево было столь обширно, и его сплетения столь сложны, и его укоренившиеся ветви настолько схожи и многочисленны, что из-за отростков, которые каждый год добавлялись к ним, было совсем невозможно определить исходную точку. Однако, как только эти девять слепых услыхали, что есть вознаграждение, предлагаемое за обнаружение ствола дерева, стоящего совершенно отдельно от всех остальных, они уверили Таммаро, что быстро уладят этот небольшой вопрос, и громко и яростно выступили против глупости его мудрецов, которая была им так очевидна. Поэтому их препроводили внутрь ограды и гарантировали, что дерево находится где-то в этих пределах. Они разделились, идя широкой цепью, чтобы максимально окружить дерево; ощупывая свой путь своими палками и носами, они приступили к поиску, выкрикивая: «Фу! Предоставьте место; позвольте нам разгадать тайну». Затем, ударившись своим носом об одну из укоренившихся ветвей, передний слепой быстро встал на колени и, ощупав место, где она уходила в землю, радостно закричал: «Оно здесь! Оно здесь!» Но почти в унисон с его дыханием каждый из его компаньонов также, коснувшись ветви своим посохом или своим носом, выкрикнул в подобной же манере: «Оно здесь! Оно здесь!» После чего все смутились, но немедленно человек, который выкрикнул первым, так обратился к остальным: «Дорогие друзья, конечно же, вы ошибаетесь. Есть всего лишь одно дерево в этом месте, и оно здесь». – «Правильно, – сказали одни, все вместе, – есть только… одно… дерево, но… Оно здесь!» – «Нет, – сказали другие. – Оно здесь!» И, так говоря, каждый слепой торжествующе ощупывал ствол, который вырастал из земли. Тогда опять сказал первый оратор: «Дорогие друзья, если вы не верите тому, что я говорю, подойдите сюда и почувствуйте сами». —

«Нет, нет, – ответили они, – зачем искать далее?.. Оно здесь! И больше его нигде не может быть». – «Вы – слепые дураки, вы противоречите себе, – продолжал первый, разгневанно вопя, – как может каждый держать отдельный ствол, когда он всего один в этом месте?» После чего они удвоили свои крики, обзывая друг друга всем перечнем оскорбительных имён, а затем принялись бить друг друга своими палками и тыкать друг друга своими носами. Но вскоре после все были окликнуты Таммаро и его людьми, кто всё это время вёл за ними наблюдение; они были громко призваны похлопать ладошами по своим стволам и снова срочно отправлены для повторения поисков; и так случилось, что все до одного поменялись местами, всё ещё продолжая выкрикивать: «…Оно здесь! …Оно здесь!» – «Мир! Мир! Вы – глупые слепцы, – сказал Таммаро. – Ну, теперь вы, лишённые глаз, будете полагать, что видите лучше тех, у кого они есть? Дерево слишком велико для нас всех. Следовательно, покиньте долину!»

– Замечательная история, – вскричал Медиа. – Я понятия не имел, что простой смертный, далеко не философ, смог так хорошо себя показать. Клянусь моим скипетром, но это